Początki stalinowskiego zwrotu wobec historii 1930–1931

Abstrakt

Начало сталинского поворота в отношении истории 1930–1931

В 1930‒1931 гг. произошли события, сигнализирующие о новом подходе Сталина к истории как сфере заинтересованности науки и политики. В 1930 г. на волне критики произведений поэта Демьяна Бедного Сталин — еще негласно — выразил убежде­ние внеобходимости соблюдать русские народные ценности и народную гордость. Признавая русский в национальном смысле рабочий класс наиболее революционной частью международного пролетариата, он отождествлял народные интересы русских рабочих с революционными интересами всех пролетариев мира. Потом уже гласно он начал интенсивно использовать ссылки на историю России как важный инструмент мобилизации общества на осуществление задач, связанных форсированной общественно-экономической перестройкой Советского Союза.­
Очередным шагом было исключение из научной дискуссии „аксиом большевизма”, понимаемых как ключевые элементы доктрины и деятельности большевистской партии. Марксистские историки, предпринимающие попытки таких дискуссий, были признаны троцкистами или виновными дискретного „перенесения” элементов троцкизма на пар­тийную почву, вследствие чего они подвергались разным репрессиям. Критерием оценки научных работ должна стать соответствующая идеологическая позиция, а не ценность исследовательских изысканий, полученных в ходе анализа источников. Политическое вмешательство с исторический диспут Сталин сделал нормой, одновременно захватывая для себя позицию высочайшего авторитета в этой области.
В 1930‒1931 гг. произошли события, которые значительно повлияли на формирова­ние подхода к истории как сферы заинтересованности науки и политики. Самое большое значение имели четыре элемента: введение и санкционирование политического вмеша­тельства в исторической дискуссии; признание существования „аксиом большевизма”, исключающих дискуссию о важных исторических вопросах; захват Сталиным статуса суперарбитра по истории и шире — науке; а также директива, обязывающая учитывать в подходе к истории русский народный мотив и русские национальные ценности.

The beginnings of the Stalinist approach to history 1930–1931

The period of 1930‒1931 was marked by the emergence of phenomena heralding Stalin’s new approach to history as an area of interest to scholarship and politics. In 1930, when criti­cising pieces by the poet Demyan Bedny, Stalin — not yet publicly — expressed his belief that Russia’s national values and national pride should be respected. Regarding the Russian in terms of nationality working class as the most revolutionary part of the international proletar­iat, he equated the national interests of the Russian workers with the revolutionary interests of the entire world proletariat. He would later often — and this time publicly — use references to Russia’s history as an important instrument in mobilising society to take on tasks associated with an intense socio-economic restructuring of the Soviet Union.
Another move was to exclude from the scholarly debate “axioms of Bolshevism” under­stood as key elements of the doctrine and activity of the Bolshevik party. Marxist historians attempting to start such a discussion were regarded as Trotskyites or as guilty of “smuggling” elements of Trotskyism into the party. Consequently, they were subjected to all kinds of repres­sion. The criterion used to judge research was the right ideological position and not the value of the findings obtained in the course of analyses of sources. Stalin made political intervention in the historical debate a norm, at the same time making himself the highest authority on the subject. The phenomena that emerged in 1930‒1931 had a considerable impact on the approach to history as an area of interest to scholarship and politics. Of prime importance were the fol­lowing four elements: introduction and legitimisation of political intervention in the historical debate; recognition of “axioms of Bolshevism”, which prevented discussion about important historical issues; Stalin making himself the highest arbiter in matters of history or scholarship in general; finally, the directive making it mandatory to take into account the Russian national element and Russian national values in any approach to history.